Идея создания Украинского банка реконструкции и развития (УБРР) с самого начала вызвала серьезные разногласия в среде высокопоставленных чиновников. Процесс рождения банка длился несколько лет и сопровождался громкими заявлениями представителей власти, чиновников и учредителей. Высказывая критические замечания о целесообразности существования банка, подливали масла в огонь и аналитики. БИЗНЕС также не остался в стороне (см.№20, 29 за 2003 г., №13 за 2004 г.). Наши публикации подтолкнули главного лоббиста и идеолога УБРР, главу Украинской государственной инновационной компании Владимира Рыжова к откровенному разговору с корреспондентами БИЗНЕСа.

ДОСЬЕ БИЗНЕСа
Владимир Рыжов, председатель правления Украинской государственной инновационной компании родился: 25 марта 1948 г. в г.Изюм, Харьковская обл.
Образование: 1972 г. — Харьковский авиационный институт, специальность — инженер-конструктор авиационных двигателей.
Карьера: Харьковское НПО им.Дзержинского, объединение «Харьковское агрегатное конструкторское бюро», заместитель главного конструктора;
с 1991 г. — НПО «Машиностроитель»; с 1992 г. — советник премьер-министра;
с 1994 г. — помощник Президента;
с 2000 г. — вице-президент Украинского союза промышленников и предпринимателей;
с 2002 г. — глава правления Украинской государственной инновационной компании.

— Объясните, для чего создавался УБРР?
— По нашей задумке, УБРР изначально должен был развести финансирование инновационной деятельности и модернизацию промышленного производства...
— Хорошо, тогда давайте для начала четко разграничим понятия: инновационная деятельность и модернизация....
— В мировой практике инновационная деятельность подразумевает финансирование научно-технических разработок и воплощение научных достижений в жизнь. Сегодня в Украине средства, направляемые на якобы инновационные проекты, на самом деле в девяти случаях из десяти идут на обыкновенную реконструкцию производства и замену устаревшего оборудования. Поэтому мы решили создать банк на основе инновационной компании, но при этом оставить за компанией функции финансирования научных и технических разработок, а банку передать функции финансирования промышленных предприятий, их нужд на модернизацию.
— Мне не понятно, почему банк, созданный на государственные деньги, должен заботиться об этом?
— Собственных денег у государства нет. Это деньги предприятий, поступившие государству в виде налогов и сборов для перераспределения. Поэтому понятие «государственные деньги» изначально неправильно.
— Но вы согласны с тем, что уставный фонд банка сформирован из денег налогоплательщиков?
— Деньги, которыми располагают все государственные органы, — это деньги налогоплательщиков. У государства «свои» деньги появляются только тогда, когда оно включает печатный станок. Напомню, что был инновационный сбор, и все предприятия-налогоплательщики его платили. Была хорошая мысль: собрать некоторый капитал со всех предприятий, чтобы потом с помощью научно-технического сектора в виде достижений вернуть тем же предприятиям. А в результате что произошло? Обыкновенный «дерибан» собранных денег! Условно говоря, поступили так: вы сдали деньги мне, а я взял и отдал их все кому-то просто так... Но вы же сдавали деньги и поэтому ожидаете, что они к вам в конце концов вернутся. А они не возвращаются... Вот так и обошлись с большинством предприятий Украины.
— Это несправедливо, вы согласны?
— Да.
— Мы говорим о целесообразности таких сборов?
— Абсолютно точно. Уже нет этого сбора, но остались невозвращенные деньги. Когда окончательно растратился Госиннофонд и его ликвидировали, в нем «зависло» до 1 млрд грн. Компанию закрыли, а деньги должны были вернуть. Поэтому была создана наша инновационная компания, которой правительство передало договоры Госиннофонда на обслуживание и поручило вести всю претензионную работу по невозвращенным кредитам.
— И какая сумма сегодня «висит» на вашей компании?
— В 2000 г., когда мы только создавались, нам было передано невыполненных договоров почти на 800 млн грн. На сегодняшний день осталось погасить чуть больше 500 млн грн. Я вам хотел напомнить, что Кабмин определил: все деньги, которые сегодня возвращаются, зачисляются в уставный фонд инновационной компании. Мы уже достигли уставного фонда EUR30 млн.
— Куда дальше идут возвращенные деньги?
— Деньги, получаемые от должников Госиннофонда, мы опять направляем на инвестиционные проекты. Но, в отличие от Госиннофонда, мы раздаем их не бесплатно, а под 10% годовых в гривне — ломбардная ставка НБУ плюс еще 2% на содержание компании и все, нам больше не надо.
— Таким образом, получается, что вы фактически являетесь конкурентами банков?
— По большому счету, мы сегодня превратились в банк. Опять же в отличие от Госиннофонда, неразборчиво относившегося к кредитным заявкам, мы привлекаем к оценке инвестиционных проектов Центр научно-технической экспертизы при Министерстве образования и науки. Если в проекте предусматривается только закупка какого-нибудь оборудования, но отсутствует инновационная составляющая, то этот проект мы не рассматриваем. К тому же у нас свой кредитный совет. Я как глава правления не являюсь его членом.
— Поскольку ставка у вас такая низкая, то к вам, наверное, стоит очередь желающих получить кредит?
— Сейчас у нас лежит 81 инновационный проект. Но потребности в реструктуризации производства в Украине намного больше. В мировой практике, например, соотношение потребности финансирования модернизации производства и новых научных разработок составляет примерно 75 к 25.
В настоящее время мы ведем 400 арбитражных дел по возврату средств Госиннофонда. На сегодня более чем 250 млн грн. — это долги уже несуществующих компаний. Но люди-то остались, поэтому я потихоньку отправляю дела по невозврату СБУ, прокуратуре. Пускай разбираются.
— Кто является сегодня вашим злостным неплательщиком?
— Например, КБ им.Антонова. Большой скандал также по ладыженскому «Энзиму», фармацевтическому предприятию из Винницкой области. Последнее успело развалиться до того, как начало осваивать новую технологию, закупленную на наши деньги.
— Какой процент проблемных кредитов у вас сегодня?
— Если не считать скандального закрытия журнала «Президент», финансирование которого проводили мои предшественники, проблем с проектами, профинансированными сегодняшней командой, пока нет.
— Чем будут отличаться критерии выдачи кредитов в созданном вами УБРР от традиционных банковских требований?
— Я настоял, чтобы этот банк не имел никаких преференций перед другими банками, кроме одной — отсутствия клиентов — физических лиц. Почему у нас сегодня высокие процентные ставки в банках? Потому что все без исключения банки нахватались дорогих долгосрочных депозитов. В прошлом году депозитные ставки были около 25% в гривне, сегодня — 16%. Как при этом банк выдаст дешевый кредит? Для того чтобы взять кредит под 20%, промышленное предприятие должно иметь 25% рентабельности, а таких в Украине — по пальцам пересчитать. Вот вам разногласие между возможностями банков и потребностями предприятий. В Украинском банке реконструкции и развития цена ресурсов равна нулю, потому что это возвращенные деньги должников Госиннофонда. Стало быть, размер процентной ставки банка ограничен только ломбардной ставкой Нацбанка.
— С такой ресурсной базой вы можете легко демпинговать на банковском рынке...
— Что я и хочу сделать! Поэтому банкиры меня и не любят. Но я — провокатор для банковской системы. И терпеть ситуацию, когда в Европе можно получить кредит под 5-6%, а в Украине — под 20%, я не намерен. В уставе нашей инновационной компании прописан механизм пополнения капитала УБРР. Уставный фонд компании — EUR30млн. Из них EUR15 млн находятся в разных банках в качестве резерва. И чтобы никто и никогда не смог нам заявить, что мы расходуем деньги, возвращенные должниками Госиннофонда, мы содержим компанию исключительно за счет процентов, полученных от размещения неснижаемого остатка на счетах в банках. Остальная сумма распределяется следующим образом: 30% направляются на финансирование уставной деятельности компании, т.е. на финансирование инноваций, и 70% — на выкуп целевых эмиссий акций УБРР. К примеру, за квартал я вернул 10 млн грн. по договорам финансирования инновационных проектов. Я имею право 3 млн грн. направить опять же на инновационные проекты, а 7 млн грн. — на пополнение капитала УБРР.
— То есть вы будете работать в связке «инновационная компания — банк»?
— А по-другому я не смогу вернуть деньги предприятиям. Другого способа нет.
— Почему компания не может работать в двух направлениях сразу, зачем обязательно надо отпочковывать банк в отдельную структуру?
— Созданием банка мы уменьшим государственное воздействие на компанию, в частности при принятии решений по финансированию тех или иных предприятий. УБРР — это закрытое акционерное общество. Таким образом, до банка никто из правительства или Верховной Рады дотянуться не сможет. Вон посмотрите, у Сорокина стопроцентно государственный банк (Укрэксимбанк. — Ред.). Но попробуйте ему дать команду выдать деньги тому-то и тому-то. Его кредитный комитет соберется и скажет: «Извините, кредит невозвратный, до свидания».
— Сорокина могут снять за это...
— И меня могут снять, но дальше что? Кстати, за последние полтора года ни одного «наезда» на компанию не было, а до моего назначения были, буквально через день.
— Как вы относитесь к заявлению Тигипко о том, что банк, построенный по вашей схеме, может быть подвержен коррупции?
— Это высказывание можно отнести ко всем коммерческим банкам Украины.
— Но ведь другие банки создавались на частные деньги. А ваш — на государственные... Их не жалко потерять.
— Какая разница, чьи это деньги, если менеджмент качественный? Чем, по-вашему, отличается менеджер, управляющий деньгами предприятий, от менеджера, управляющего деньгами вкладчиков? Банк «Украина» — классический пример некачественного, «вороватого» менеджмента. Ну надо было крестьянам закопать деньги в землю, вот они их и закопали вместе с банком. А теперь посмотрите, Матвиенко (председатель правления Проминвестбанка. — Ред.) как свой банк раскрутил. А банк — бывший государственный, и ничего. Так почему вы считаете, что деньгами вкладчиков можно управлять качественно, а деньгами предприятий (отчисления, которые прошли через государственную инновационную компанию) можно управлять некачественно?
— Потому что если украсть 10 млн у частного банка, то за это могут просто расстрелять или вывезти в лес, а если украсть эту же сумму из государственного банка, то наказания можно избежать. Кто ответил за банк «Украина»? Никто.
— Я бы так не сказал. Все равно рано или поздно найдут. Посадят. Лазаренко, Жердицкий, Фельдман — где они сейчас? По-вашему выходит, что государственный банк — плохо и государственный банк, который стал частным, — тоже плохо. Так что же тогда хорошо? Отсутствие банка? Моя задача в банке реконструкции — сделать его неприкасаемым.
— Банк еще не начал работать, а в прессе уже появились заявления о его продаже. Если есть покупатель, почему бы не пригласить его в учредители сразу?
— По большому счету, все равно, сколько в банке денег государства, как вы их называете. Они будут работать на предприятия. И если сюда еще придет иностранный капитал в результате очередной эмиссии акций или какой-нибудь отечественный олигарх, то ради бога. Нужно сконцентрировать деньги на реконструкцию производства, и все. А откуда средства — неважно. Знаете, этот банк восемь лет не могли создать, потому что считали, что он обязательно должен быть государственным, созданным на бюджетные деньги. А деньги-то оказались не бюджетные, а предприятий. И вы думаете, что теперь, когда мы его создали, я буду просить денег у правительства, чтобы оно купило пакет акций? Да никогда в жизни!
— И все же... Если инвестор все-таки захочет приобрести акции вашего банка?
— Ну, если сможет по закону, пускай попробует.
— Вы говорили, что можете продать 49% акций своего банка иностранному. Откройте горькую правду — уже есть желающие?
— Да. Свои предложения нам направляли преимущественно европейские банки — из Германии, Австрии, Италии. И американские тоже заинтересовались.
— Чем конкретно заинтересовал иностранных банкиров ваш банк? Он даже еще не начал работать!
— Чистотой. Он ничем еще пока не запачкан. И если мы сбережем его хотя бы годик чистеньким, то я уверен, канал реализации западных денег через этот банк в Украину будет организован. По профессии я конструктор-расчетчик, бросать незавершенное дело не привык. Поэтому до тех пор пока этот банк нормально не заработает, я от него не отстану. Когда все начинает хорошо работать, мне становится скучно, неинтересно.
— Когда предположительно может наступить такой момент, когда в этом банке вам станет неинтересно?
— Думаю, через пару лет.
— Неужели за пару лет низкой процентной ставкой ваш банк намерен завоевать солидную долю рынка в банковском сегменте?
— Нет, конечно же. Но к тому времени для банкиров я стану осой, которая не дает спокойно спать. Если мы будем перехватывать лакомые куски у банкиров, то они сами задумаются: «А зачем я взял под 12% годовых депозит?«. Знаете, я потихоньку начинаю провокацию, направленную на снижение процентных ставок. Я это сделаю.
— Банки уже как-то противодействуют вам?
— В одной из публикаций БИЗНЕСа вы сами сослались на «утку». Написали: «по словам банкира, который захотел остаться инкогнито...». Я уже вычислил четыре «гнезда» этих вылетевших «уток».
— Кого вы подозреваете? Кто против вас работает?
— Нет, это моя охота. Я любитель стрелять по пернатой дичи, а сезон охоты еще не открыт.
— Это какие-то структуры или банки?
— Одна структура государственная, две общественные и одна частная.
— Вероятен ли сценарий, при котором вам откажут в выдаче банковской лицензии?
— Лицензию нам выдадут через пару месяцев, и мы начнем работать. Я уверен в этом на все 100%. Мы регистрируемся на общих основаниях. Я вообще противник любых привилегий.
— Но, извините, для вашего банка уже является привилегией тот факт, что ресурсная база вам не стоила ни гроша.
— Я по-другому отношусь к государству, не так, как принято в стране. Государство — это надстройка над людьми, придуманная самими же людьми. Интересов государства не существует. Есть интересы людей, доверивших свои деньги этой специальной структуре. Поэтому у меня совсем иное отношение к средствам, которые скопились в инновационной компании и которые для банка стали якобы бесплатными. Это деньги предприятий, которые я должен рационально распределить между этими же предприятиями. Не просто потратить, а «раскрутить» с накоплением. Процедура не одномоментная, но иного честного пути вернуть деньги предприятий предприятиям я не нашел.
— Вы будете строить сеть банка не только на основе региональных отделений инновационной компании, но и путем покупки мелких банков?
— Вы будете смеяться, но буквально на прошлой неделе нам уже поступило предложение от одного банка рассмотреть вопрос о слиянии. Притом банк не слабенький! Из первой двадцатки. Мне его руководитель нравится. Хитрый, конечно. Но банкир хороший!
— Присоединение другого банка автоматически повысит стоимость вашей ресурсной базы, и вы сразу потеряете свое конкурентное преимущество. Вы пойдете на это ради увеличения филиальной сети?
— Вы правы, что-то мы потеряем, но не все, поэтому думаем. У нас, правда, есть еще одно преимущество. Наш банк может снизить операционные расходы, так как мы не будем работать с физическими лицами и у нас не будет касс. Мы будем работать только по безналичному расчету, развивать ту часть бизнеса, которая направлена на привлечение иностранных инвестиций. Представительства инновационной компании уже работают в Лондоне, Цюрихе, Амстердаме. В Нью-Йорке пока не получается организовать.
— Если вы будете вкладывать активы в кредитование только одного направления — модернизацию предприятий, как же в таком случае вы диверсифицируете свои риски?
— В принципе, мы должны будем работать на рынке ценных бумаг, как это делают банки реконструкций во всех развитых странах. К тому же я хочу первым в Украине получить лицензию на право спекуляции иностранными ценными бумагами. Я умею это делать. В свое время я очень удачно поиграл с российскими ОВГЗшками, евробондами, облигациями РАО «Газпром». Знаю я там людей, методику, структуру и т.д.
— Вы уверены, что вашему банку это разрешат?
— А у Нацбанка нет оснований мне отказать.
— С украинскими ОВГЗ вы будете связываться?
— Знаете, когда Митюков был министром финансов, а я работал помощником Президента, мы обсуждали кое-какие дела, и он тогда спросил: «Мы говорим либо как умные люди, либо как министр финансов с помощником Президента». Вот вам ответ на ваш вопрос. Время покажет.